Я порезал руку и смешал нашу кровь. Не помогло! Тогда я вынес Лайонела из замка, перекинул через лошадь и поехал назад в аббатство. Обитатели монастыря не могли далеко уйти, я рассчитывал найти того монаха… Спрашивал у встречных людей, но они лишь разводили руками. В монастыре было огромное множество послушников. Лайонел едва дышал, и я оставил его неподалеку от моста возле реки, а сам поехал на поиски. Аббатство превратили в руины. Про странного монаха никто ничего не знал. Мне и возвращаться к реке не хотелось, думал, найду там труп. Я боялся, на моих руках была кровь родного брата. Один грех сменился другим, куда более страшным.

Я спешился у реки, сбежал по склону и увидел рядом с телом Лайонела того самого монаха. Он мельком взглянул на меня и сказал: «Твой брат потерял слишком много крови!»

Откуда он узнал, что мы родственники? Но я спросил: «Он будет жить?»

Мне показалось, монах улыбнулся. Тогда я засомневался в этом, но сейчас знаю точно. Улыбнулся, но горько. Так улыбаются лишь те, кто очень многое знает.

«Жить… — Цистерцианец задумался, а потом уверенно заявил: — Будет… И ты еще не раз о том пожалеешь. У этого мальчика хорошая кровь, но он порочен. Взгляни только в его лицо… Никак сам дьявол за ним притаился, как за щитом!»

Мне не пришлось уговаривать, похоже, монах все решил еще до моего появления. Если в Лайонеле и сидел дьявол, то цистерцианец благополучно искусился.

Он порезал себе запястья, затем сделал надрезы на теле моего брата, куда влил свою кровь. А после приложил руку с сочившейся кровью ему к губам.

Не знаю, что испытывал Лайонел, он никогда не рассказывал. И не упрекал меня за дарованную ему вечную жизнь.

Наш создатель нам не представился, когда все было кончено, он ушел, и мы его больше не видели. Немногое успел он сказать. Предупредил лишь, что солнце — это боль, а таким, как я — слабым вампирам, создавать себе подобных строжайше запрещено. Впрочем, и сильным запрещено, но на то они и сильные, чтобы решать самим, делить свою мощь с кем-то или нет. Когда цистерцианец уходил, с трудом влачил ноги. Я потом много думал об этом. Было в его поступке по отношению к Лайонелу нечто совсем не божественное, возможно, гордость за свое прекрасное творение. Он отдал почти всего себя, зная наперед, что его создание никогда не будет служить Господу. Осознавал, кого выпускает на волю! Виделось ли ему в этом какое-то предначертание? Кто знает. Но вот уже почти пятьсот лет мы не живем, монах солгал, мы — как у вас в православии? — мытарствуем на земле! Словно души, навеки застрявшие между адом и раем.

Глава 13

Глобальное потепление

Анжелика поудобнее устроила голову на мягкой спинке дивана, приоткрыла один глаз и вскричала:

— О, Даймонд! Неужели нельзя массировать всю ступню, а не мять в одном месте?! Черт возьми, — стукнула она веером по плечу юноши, стоящего перед ней на коленях, — всему-то тебя нужно учить!

Даймонд осторожно передвинул пальцы ниже по ее ступне и, несмело подняв бархатисто-синие глаза, прошептал:

— Прости.

Девушка вздохнула и раздраженно обмахнулась веером.

— Лайонел ко мне охладел! — прорычала она, яростно стискивая белоснежные зубы.

— Быть такого просто не может, — заверил ее юноша. — Всем известно, Лайонел большой ценитель красоты, а ты красивейшая женщина из всех бессмертных. Другой такой не найти, уверен, он это знает.

Анжелика распахнула глаза и с интересом уставилась на слугу. Обычно он не позволял себе столь откровенных высказываний. Этого мальчика она встретила около двухсот лет назад в Англии в одной маленькой деревушке на окраине леса. Охотники за вампирами гнали ее с графства Суррей, где кровавый след из жертв привлек внимание жителей, до самого Гэмпшира. Прошло совсем немного времени с ее собственного перерождения, всего каких-то пять месяцев, поэтому опыта в заметании следов у нее не было. Она бежала из одного города в другой, не спала две недели, питалась кое-как, чаще всего дикими животными, но люди не отставали… Выручал лишь дар, появившийся у нее с кровью могучего создателя. Она видела образы, рождаемые в головах людей и животных.

Анжелика перекинула ногу на ногу и приказала:

— Даймонд, теперь вторую! Используй лавандовое масло!

Юноша послушно вылил на ладонь немного ароматной жидкости из стоящей на полу бутылочки и принялся втирать в ступню.

Сколько девушка его помнила, он всегда был молчаливым исполнителем ее прихотей — тенью, повсюду следующей за ней, любимым преданным песиком.

Охотники тогда загнали ее в деревню неподалеку от Портсмута, где она укрылась в старом сарае у кромки леса. Даймонд был там — таскал сено, он сказал охотникам: «Девушка побежала в сторону порта», и они ему поверили.

Анжелика задумчиво улыбнулась, разглядывая сосредоточенное лицо юноши с упавшими на лоб каштановыми прядями.

Ей было так одиноко все пять месяцев скитаний по Англии! Встреча с деревенским мальчиком многое изменила. Он заботился о ней. Приносил кур, гусей, ловил зайцев, стирал одежду, охранял сон. Выслушивал бесконечные истории о ее беззаботной жизни в Испании, где она веселилась на балах и покоряла сердца самых блистательных мужчин.

Неумелые ухаживания Даймонда, романтично-глупые образы в его голове казались очень трогательными. Она быстро истосковалась по мужскому вниманию.

Оставаться надолго в деревенском сарае, аристократка по происхождению, не желала, поэтому в одну из ночей она соблазнила своего спасителя. А когда тот уснул рядом с ней на охапке сена, испила крови юноши. Он проснулся, но даже не пошевелился, пока она жадно пила, припав к его шее.

«Пойдем со мной?» — насытившись, предложила она и, даже на миг не сомневаясь в его ответе, разрезала кожу на своей руке.

Даймонд последовал за ней, но девушка больше никогда не видела образов, рождаемых в головах людей. Она приобрела верного слугу, лишившись своего главного козыря. Ей остались подвластны только животные. В дальнейшем она использовала некоторых из них, чтобы читать мысли людей, но до сих пор не нашла такого, которому бы удалось выудить хоть что-нибудь из головы Даймонда.

— О чем думаешь? — раздраженно поинтересовалась Анжелика.

Юноша вздрогнул, но ответил незамедлительно:

— У тебя нежная кожа…

Девушка усмехнулась. Все, о чем бы ни говорил Даймонд, походило на правду, его невинным синим глазам было невозможно не верить. Она иногда спала с ним от скуки. У него не было мужественной красоты, каких-то особенных умений в любовных делах, но близость с ним утешала, когда казалось — ничто не может возродить желания к жизни.

Все изменилось с появлением Лайонела. Другие мужчины перестали ее интересовать. Все они казались глупыми ничтожествами и не шли ни в какое сравнение с идеалом.

При воспоминании о Лайонеле девушка ощутила новый прилив ярости.

— Видел бы ты эту Катю! — Руки сами собой сжались в кулаки. — Ни манер, ни лоску, ни красы! Вильям такой болван, ни капли вкуса!

— Какое тебе дело до вкуса Вильяма? — удивился Даймонд. — Пусть делает что хочет. Не лучше ли оставить его и девушку в покое?

— Какое дело? Спрашиваешь! — взвилась Анжелика. — Плевать мне на Вильяма! Этой девицей заинтересовался Лайонел, неужели непонятно? — Девушка вырвала ногу из ладоней юноши и вскочила с дивана. — Он смотрел на нее, понимаешь?!

Даймонд поднялся с колен и честно сознался:

— Нет, не понимаю. Думаю, тебе не о чем беспокоиться.

Анжелика взглянула на покачивающийся хрусталь в люстре и, сломав веер ударом о ладонь, прошипела:

— Где бы я сейчас была, дорогой Даймонд, если бы часто слушала тебя! Что вообще тебе известно о переменчивости мужчин? Поди лучше разузнай, к какому часу привезут мое платье для рождественского бала!

Юноша вышел из комнаты, а Анжелика приблизилась к огромному аквариуму и посадила на ладонь паука. Мику для нее привез несколько лет назад знакомый вампир из Сиднея.